Существующая система глобальной коррупции состоит из двух элементов: из действующих лиц – т. е. тех, кто хочет и может присваивать доходы от коррупции в родных странах, и посредников – тех, кто хочет и может размещать эти деньги вне границ государств. Действующие лица рассеяны по всему миру, так как нигде нет дефицита в людях, готовых использовать свое положение в иерархии власти для самообогащения. Но все знают, что деньги редко перетекают из богатых, безопасных и законопослушных стран в бедные и опасные области мира, где не соблюдаются законы. Это постоянное стремление к безопасности и надежности в конечном счете объясняет, почему борьба с коррупцией была успешна в западных странах – и почему сегодня она едва ли может быть успешной где-либо еще в мире.
При мысли о политической коррупции в развитой стране на ум определенно сразу приходят Соединенные Штаты начала XX века. Множество источников описывали страну, глубоко зараженную коррупцией практически на всех уровнях. Противостояние коррупционной системе стало главной опорой прогрессивного движения, ставшего чрезвычайно популярным в США и проникшего в обе части политического спектра. Между 1900 и 1915 годами были введены антимонопольные законы, должностные лица подлежали отзыву в течение срока их полномочий, американский сенат был превращен в орган, избираемый напрямую, была проведена муниципальная реформа и т. д. Объяснение всех этих событий кажется довольно ясным: в это время оттока коррупционных доходов из Соединенных Штатов не существовало. Америка стала богатейшей и самой стабильной в мире с политической точки зрения страной, таким образом, действительно нужно было быть безумцем, чтобы переводить миллионы долларов из Нью-Йорка или Сан-Франциско в Санкт-Петербург или Берлин в начале 1910-х годов, не говоря уже о Токио или Буэнос-Айресе. Таким образом, коррупция была если и не побеждена, то поставлена под контроль. Будучи лишены разумных вариантов вывода денег за пределы страны, американские коррупционеры приняли существующую систему с определенными правилами – и сегодня мы видим результат. Те же процессы произошли в европейских странах – с некоторыми заметными различиями, но аналогичные по своей природе.
Исторически первый и наиболее важный момент, повторю, – это безопасность и надежность: денежные средства должны храниться в самом безопасном месте. «Работая» там, они делают общество более богатым и более законопослушным; возрастающий уровень жизни притягивает еще больше инвестиций и талантов, вызывает дополнительную конкуренцию и продвигает лучшие законы, обеспечивает более сложную систему сдержек и противовесов, поднимает значение средств массовой информации – таким образом, страна выходит с честью из своего сражения с коррумпированными государственными чиновниками.
Но на глобальной периферии все выглядит совершенно иначе. Места там абсолютно небезопасные – можно вспомнить количество государственных переворотов в Латинской Америке, диктаторские режимы в Африке, революции в России, войны и гражданские конфликты, сотрясающие мир, и, конечно, политические репрессии и чистки в большинстве периферийных стран. Авторитаризм порождает беззаконие; там, где не соблюдаются законы, едва ли можно ожидать наступления экономического роста; бедность нарастает, что влияет также и на государственных служащих. В России, далеко не самой бедной стране на земном шаре, официальная зарплата федерального министра в 1996 году равнялась 275 долларам в месяц – но расходы федерального бюджета в то время достигали 85,2 млрд долларов, и государственная собственность, проданная на аукционах в течение того же года всего лишь за 560 млн долларов, была перепродана между 2005 и 2014 годами более чем за 104 млрд. Были ли хоть малейшие шансы для должностных лиц не стать коррумпированными, а для России – не стать клептократией при таких обстоятельствах? То же применимо ко всем постсоветским государствам, как и к большой части периферийных стран. Можно еще добавить, что никто не чувствовал себя в безопасности в то время, таким образом, тяга не только к самообогащению, но и к накоплению средств за границей была очевидна.
Экономическая и финансовая глобализация в сочетании с открытыми границами стала решающим фактором, стоящим за системной коррупцией, которая распространяется во всем мире в последние десятилетия, особенно после «холодной войны». Количество средств, незаконно переданных от глобальной периферии в крупнейшие финансовые центры, поистине удивительно. Существует несколько оценок общей суммы средств, которые их владельцы держали в офшорах. К концу 2014 года считалось, что она приближалась к 40 трлн долларов, из которых приблизительно 12 трлн принадлежит гражданам стран с развивающейся экономикой. Ситуация существенно изменилась с начала 1990-х, когда офшорные юрисдикции использовались или богатыми западными бизнесменами для уклонения от уплаты налогов, или лидерами периферийных государств, которые чувствовали себя абсолютно свободными в разграблении своих стран. К концу 1990-х самые большие офшорные состояния приписывались президенту Гаити Жан-Клоду Дювалье (до 800 млн долларов), президенту Нигерии Сани Абачи (до 5 млрд долларов), президенту Заира Мобуту Сесе-Секо (5 млрд долларов или больше), президенту Филиппин Фердинанду Маркосу (от 5 до 10 млрд долларов), и президенту Индонезии Мохамеду Сухарто (от 15 до 35 млрд долларов). Но так как богатство политиков или бюрократов (и их приближенных), накопивших огромные состояния вне границ своих стран, увеличилось (президент Египта Хосни Мубарак предположительно обладал как минимум 70 млрд долларов), вся офшорная система управления благосостоянием, безусловно, полностью изменила свой исходный характер.
Несмотря на то что у офшорного финансового бизнеса долгая история (определенный след оставил Венский конгресс, объявивший нейтралитет Швейцарии, а также ослабление правил инкорпорации, записанное в Делавэре в 1889 году), он попал в центр внимания в 1970-х, после того как многочисленные офшорные зоны были созданы на Карибских островах, на трех островах близ берегов Великобритании и во многих других местах. Эти государства и компании предложили своим резидентам высокую степень сохранения финансовой тайны и абсолютную свободу в использовании средств во всем мире. Все это стало возможным с согласия и ведущих держав, которые «уважали» пожелания своих граждан ослабить налоговое бремя, и «развивающихся» стран, которые надеялись повысить инвестиции в свои экономики. По оценкам, сегодня 500 американских корпораций, входящих в список журнала Fortune, держат более 2,6 трлн долларов в офшорных юрисдикциях через аффилированные структуры и филиалы, минимизируя свои финансовые расходы.
В 1998 году Россия подписала специальное соглашение с Кипром, отменяющее двойное налогообложение, предположительно с целью дать возможность российским капиталам, выведенным из страны, быть повторно инвестированными – и даже понизила налог на дивиденды, чтобы поощрить инвесторов накапливать их. К середине 2010-х приблизительно 21 % всех ПИИ (прямых иностранных инвестиций) в Индию прошел через Маврикий, известный своим финансовым законодательством. Создание офшорной финансовой системы было почти полностью нацелено на обслуживание потребностей состоятельных людей из западных стран – и, как предполагалось, на облегчение проблем бедных стран глобальной периферии. Даже в наше время офшоры более широко используются богатыми странами, чем бедными, – но теперь мы видим огромные и важные отличия от того, какой эта система была в ее первые десятилетия.
Главным, бесспорно, является роль офшорных юрисдикций в контроле собственности и активов в развитых и развивающихся странах. В западном мире многие частные корпорации основывают офшорные филиалы для перевода части средств, для регистрации патентов и технологий с целью избежать авторских отчислений, а также для десятков других потребностей, но сами остаются зарегистрированными в США, Германии или Великобритании, распределяя дивиденды акционерам, которые в большинстве случаев известны, как и те, кто непосредственно управляет их долями (все знают, что Марк Цукерберг владеет 28,2 % Facebook, Лилиан Бетанкур – 33 % L’Oreal, а семья Квандт – 46,6 % BMW). Но после того, как страны с развивающейся экономикой «открылись миру», ситуация существенно изменилась. В то время как на Западе офшорные зоны используются, чтобы разместить доходы от деятельности компаний, на периферии они используются для сокрытия собственников этих корпораций от государственных властей или для того, чтобы превратить всю (!) прибыль, сгенерированную компаниями, в дивиденды и перевести в офшор, если в стране запахнет жареным. И если олигархи, которые в течение многих десятилетий позиционировали себя как бизнесмены, объявляют, что они – бенефициарные владельцы таких компаний, то чиновники предпочитают скрывать свою собственность.
Другое отличие состоит в роли, которую исполняют государственные служащие. На Западе они в своей карьере редко имеют общие интересы с деловыми людьми и не управляют огромными компаниями, но в странах глобальной периферии власть – это деньги. Чиновники не только получают доли в сотнях прибыльных компаний – они могут влиять на бизнес, используя свои полномочия; они часто отбирают весь бизнес, даже не изменяя формальное управление. Существует множество прецедентов, на которые можно было бы сослаться, когда уважаемые предприниматели служат прикрытием для высокопоставленных чиновников. Это помогает должностным лицам зарабатывать десятки миллионов долларов и переводить их на офшорные счета, а позже покупать активы в Европе или США. Системная коррупция в том виде, в котором она существует в периферийных странах, предполагает не только существование коррумпированных чиновников, но и то, что вся правительственная структура нацелена на разграбление страны и организована для этого. Импортируя капитал из таких стран, западный мир получает целую сеть мошенников, которые не только владеют средствами на офшорных счетах или недвижимостью в странах Запада, но и держат в своих руках инструменты государственной власти. Этот «импорт» включает также «бизнес-культуру», которая представляет собой соединение политики и бизнеса с мошенничеством и воровством. Вот почему денежные офшорные потоки, берущие начало на глобальной периферии, более опасны для западного мира, чем те, которые служат целям западных предпринимателей.
Итак, каковы «за» и «против» системы, связывающей офшоры с коррупцией?
Плюсы довольно очевидны. Во-первых, система приносит пользу западным финансовым учреждениям, так как 12 трлн долларов офшорных средств де-факто размещены не на Британских Виргинских островах или Маврикии, а в уважаемых швейцарских, британских и американских банках, которые ведут учетные записи. Это огромная сумма, равная объединенным активам 10 крупнейших европейских банков по состоянию на 2017 год. Эти «грязные деньги» питают банковскую индустрию и приносят прибыль западным экономическим системам. Во-вторых, коррупционные доходы поддерживают ряд индустрий – от дилеров недвижимости и управляющих частными капиталами до производителей роскошных яхт и бизнес-самолетов. В Лондоне, главном мировом прибежище клептократов и коррупционеров, 40,7 тыс. дорогих особняков и квартир зарегистрированы на иностранные компании, 89 % из них владеют компании со скрытой юрисдикцией; статистика по Лазурному Берегу или лучшим местам в Италии не так впечатляюща, но все равно говорит сама за себя. Высокие цены на недвижимость, приносящие прибыль тысячам британцев, французов или итальянцев (не говоря уже о пенсионных фондах этих стран), в большой степени поддерживаются аппетитами офшорных инвесторов. В-третьих, существует развитая инфраструктура, обслуживающая тех, кто хочет безопасно спрятать свои деньги: бухгалтеры, инвестиционные консультанты, адвокаты и советники, иммиграционные адвокаты, директора офшорных компаний и номинальные владельцы, эксперты в лихтенштейнских трастах и агентствах недвижимости Монако, – все эти десятки тысяч людей в Европе и Соединенных Штатах получают доход от «грязных денег», текущих в «зону безопасности» и концентрирующихся в двух десятках развитых стран.
Негативные последствия труднее определить – но они определенно нарастают. Во-первых, появившаяся возможность для тысяч клептократов, их жен и детей жить в роскоши в столицах западных государств изменила приоритеты способных местных жителей, как бы прославляя коррупцию и распространяя чувство, что автократическое управление может быть хорошей вещью, поскольку оно производит столько богатых и щедрых людей. Во-вторых, все те, кто вовлечен в юридические процедуры от имени иностранных чиновников и «государственных предпринимателей», все, кто создает новые методы, позволяющие пренебречь «сложными» законами, направленными против отмывания денег, постепенно начинают считать, что профессия адвоката на самом деле предназначена для обеления мошенников и воров. Как следствие, водораздел между тем, что может считаться допустимым, а что нет, обычно сдвигается в сторону первого. В- третьих, политическая система попадает под давление – с одной стороны, много «достойных государств», где у власти находятся коррумпированные правительства, становятся членами международных организаций; с другой стороны, многочисленные западные политики или экс- политики превращаются в лояльных слуг автократичных правителей (как можно видеть на примерах Тони Блэра и Альфреда Гузенбауэра, облизывающих сапоги азиатских диктаторов) или же государство «назначает» бизнесменов, известных своими коррумпированными и жестокими бизнес- стратегиями. В-четвертых, новые методы развращают существующие политические элиты: они смотрят на действия предшественников и с большой вероятностью становятся более подверженными сотрудничеству с коррумпированными и авторитарными режимами.
Подводя итоги, можно сказать, что проникновение коррупционеров в западные общества может стать причиной их глубокой «экономизации» – в том смысле, что принципы и ценности будут подчинены исключительно финансовой выгоде. Это может полностью изменить общую устойчивую тенденцию к разграничению государства (или общественной сферы) и бизнеса, которая была ясно видна и в Европе, и в Соединенных Штатах в прошлые десятилетия.
Проблема притока «грязных денег» в развитые экономические системы сегодня широко обсуждается во всех крупных экономиках. Принимаются антикоррупционные законы, имеющие в некоторых аспектах экстерриториальную силу. Закон США о коррупции за рубежом 1977 года, закон Великобритании о взяточничестве 2010 года и многие другие нацелены на наказание не только коррупционеров за границей, но и западных компаний, которые взаимодействуют с ними. Антикоррупционные меры обсуждаются почти на каждой сессии МВФ, Всемирного банка или стран G-20. Представители 182 наций, среди которых были и наиболее коррумпированые и клептократические, подписали и ратифицировали (пусть даже с некоторыми возражениями) Конвенцию ООН против коррупции, вступившую в действие с декабря 2005 года. Но, как уже было сказано, запас «грязных денег» в ведущих мировых экономиках увеличивается на 8– 9 % ежегодно, и никто не ожидает скорого изменения этой тенденции.
Позволю себе провести «политически некорректную» параллель между тем, что сейчас происходит на «антикоррупционном фронте», и событиями в миграционной политике Европы. В 1960-х и 1970-х годах было широко распространено мнение, что мигранты – это просто временные иностранные работники, которые могут быть легко отправлены обратно в любой момент. Позже европейцы обнаружили, что они, согласно известному замечанию швейцарского романиста Макса Фриша, «попросили работников, но получили вместо этого людей». Еще чуть позже они узнали, что пригороды многих больших европейских городов находятся во власти исламского населения, которое уже обладает местным гражданством, – а теперь стали свидетелями всплеска террористической деятельности на всем континенте (включая Британские острова). Рост внутренней миграции в Европу начался 20 годами ранее, чем появление «грязных денег» с глобальной периферии, таким образом, мы сейчас находимся на самой первой стадии процесса, когда люди все еще полагают, что у денег нет запаха, что все, способствующее экономическому росту и процветанию, можно считать моральным и что западная демократия останется неуязвимой для пороков варваров. Я не согласен с таким подходом, поскольку лично был свидетелем того, как хорошо организованное государство может превратиться в клептократию всего через два десятилетия. Апостол Павел сказал в своем Первом послании к Коринфянам: «Не обманывайтесь: плохая компания развращает добрые нравы». Эти слова сегодня так же важны, как и последние две тысячи лет.
В ближайшие годы и десятилетия можно ожидать значительного роста количества и важности проблем, связанных с глобальной коррупцией, которые возникнут в развитых странах. Поэтому гораздо более важным представляется не обеспечение прозрачности при сделках с поступающими деньгами, а комплексный подход, направленный на удаление значительной их части из западного мира. Крупнейшие страны Запада давно стали свидетелями последствий коррупции в собственных обществах – и вряд ли они хотят, чтобы это продолжалось в XXI веке.
В июне 2018-го злоключения корабля «Aquarius», которые нарекли «Одиссеей XXI века», потеснили в фокусе внимания европейских средств информации все мировые события, включая сенсационную сделку Дональда Трампа с Ким Чен Ыном и чемпионат мира по футболу в России. Бывшее немецкое рыбоохранное судно, арендованное неправительственной гуманитарной организации «SOS Mediterranee», пыталось доставить от берегов Ливии на Апеннинский полуостров 629 нелегальных мигрантов. Новое правительство Италии, которое состоит из евроскептиков и пришло к власти на волне антииммигранских настроений, отказалось принимать непрошеных гостей. В результате пассажиров «Aquarius» согласилось приютить правительство Испании, но медийный эффект от стояния на рейде привел к общеевропейскому скандалу с обменом «любезностями» между Римом, Парижем и Мадридом на высшем уровне и на повышенных тонах. Политический кризис в Германии, который чуть было не привел к отставке правительства и новым выборам с непредсказуемым результатом, не случайно совпал с этими событиями, ведь он был спровоцирован радикальными разногласиями между партнерами по правящей коалиции именно по миграционной проблеме.
В истории «Aquarius», как в капле воды, отразился крупнейший со времен Второй мировой войны миграционный кризис, который европейские чиновники опрометчиво списали в архивы истории. Агентство Европейского союза по безопасности внешних границ весной 2018-го победно отрапортовало о снижении потока нелегалов почти вдвое. Ситуация, конечно, не идет ни в какое сравнение с 2015 годом, когда в страны ЕС прибыли до двух миллионов «новых европейцев». Однако элиты Старого Света рано успокоились. Ведь причиной миграционного кризиса стали вовсе не гражданские войны в Ливии и Сирии, которые, слава богу, сходят на нет, – они являются лишь одними из его факторов. Сама «арабская весна», дестабилизировавшая весь Ближний Восток и Северную Африку, вызвана фундаментальными проблемами современной цивилизации, выходящими далеко за пределы этого региона.
На «Aquarius» находились граждане 26 стран, в том числе Алжира, Ливии, Марокко, Нигерии, Сенегала, Южного Судана, Афганистана, Пакистана и Бангладеш. Статус подавляющего большинства из них не имеет ничего общего с таким понятием, как «политический беженец», то есть человек, подвергающийся на родине преследованиям за свои убеждения. Хотя бы потому, что у них нет никаких убеждений – это было хорошо видно из прямых включений журналистов с борта судна. Да, интервьюируемые выглядели несчастными и измученными. Но эти малообразованные мужчины и женщины бежали не от репрессий властей, а от материальных проблем, нищеты и безысходности, в надежде на сытую и беззаботную жизнь. В странах, куда они стремятся попасть, можно поддерживать многократно более высокий уровень жизни, даже не занимаясь никаким трудом, получая социальные пособия от государства и благотворительную помощь от сердобольных граждан. По крайней мере, именно такую перспективу для себя они видят через призму социальных сетей современного информационного мира.
Однако все могло бы быть иначе. Если бы не было грабежа финансовых ресурсов коррумпированными плутократами в Африке, Азии и на Ближнем Востоке, люди там были бы богаче, не чувствовали бы себя социально униженными и, вероятно, даже не помышляли бы отправиться в смертельно опасное путешествие на утлых суденышках контрабандистов к берегам Европы. Но ведь именно благодаря созданной странами Запада системе Третьего колониализма коррупция стала международным явлением. Может быть, лидерам Европы пора перестать по-страусиному прятать голову в песок и пытаться лечить пораженный злокачественной опухолью организм средневековыми припарками и кровопусканием? Если причиной повышения уровня мирового океана является антропогенное потепление климата и вызванное им таяние ледников, то никакие дамбы не спасут от всемирного потопа – надо устранять причину. Офшорный неоколониализм вошел в экзистенциальное противоречие с интересами самой североатлантической цивилизации. Только его полный демонтаж, то есть отказ от статуса Земли обетованной для мошенников и коррупционеров со всего мира, перераспределение финансовых ресурсов в пользу наций, которые страны «золотого миллиарда» считают «периферийными», сможет спасти сам «золотой миллиард».